|
Мой отец Павел Васильевич был самый младший в семье и самый любимый. У них между братьями и сестрами отношения были очень теплые,
уважительные, они никогда друг другу грубого слова не сказали. Отец был самый грамотный из всех, поэтому его не только любили, но и
особенно уважали, советовались с ним по житейским проблемам.
Он окончил семилетку в Боркине, а потом курсы счетоводов. По тем временам это было неплохое образование. А после того, как отучился в
годичной партийной школе в Кирове, вообще вошел в районную номенклатуру. Уже в зрелом возрасте он заочно окончил сельскохозяйственный
техникум. Работал в райзо (земельный отдел), потом помощником первого секретаря райкома, инструктором райкома. Всегда посылался по деревням
уполномоченным, поэтому знал весь район очень неплохо.
Году в 57-м проходило укрупнение колхозов. Однажды его от райкома послали на собрание, которое должно было решить вопрос об объединении
колхозов «Правда» (Мусерье), «Кокшага» (Шишовка) и «Новый путь» (Боркино). Ему надо было представить нового председателя, которого
рекомендовал райком. А собрание рекомендуемого не выбрало. Народ проголосовал за моего отца. С той поры он 29 лет и был председателем этого
колхоза, который назывался то «Новый путь», то «Кокшага», то «Правда». Дольше всего и до настоящего времени —
«Правда».
Сначала было очень трудно работать. Все выращенное зерно требовали сдавать государству. А он хотел и колхозникам что-то дать, и в первую
очередь. Чтобы заинтересовать в работе. Помню, было очень тревожно, он ждал ареста. Но, слава Богу, все обошлось. Со временем работать
стало легче, привык, и время изменилось. За эти годы при нем были построены машинный двор, механизированный ток, дом культуры, жилые дома
для специалистов и молодежи. При нем выросло целое поколение. Все его уважали. И государство оценило, у него было несколько орденов за труд.
Был депутатом райсовета, облсовета, членом райкома. Но потом, когда мы с ним разговаривали, он чуть ли не самой большой своей заслугой считал
сохранение здания церкви в Мусерье. Эту церковь приказывали снести, а кирпич пустить в дело. Мой отец говорил, что тогда он не так стоял
за саму церковь, как за кладбище, что рядом. Боялся, что если не будет церкви, и кладбище затопчут, изъездят машинами. А там похоронены его
родители. Здание церкви долго служило складом, а в 90-е годы было отремонтировано, и церковь вновь стала действующей. Существует многолетняя
традиция собираться на кладбище в Богородицын день (здешний престольный праздник) поминать родителей. Каждый год 10 августа сюда приезжает
много людей, многие едут издалека, из городов.
Отец был очень привязан к своему колхозу, даже в воскресенье отдыхать ездил туда, в лесок, на речку. Дома он как-то не знал, чем заняться.
Чаще всего лежал, читал газеты. Даже телевизор почти не смотрел, кроме новостей. Мне так хотелось с ним смотреть фильмы, я ему рассказывала,
о чем кино, заинтересовывала. А он посмотрит немного, махнет рукой и уйдет к себе с газетами. Зато когда постарел, вышел на пенсию,
телевизор был для него главным развлечением, смотрел аргентинские и бразильские сериалы и по-настоящему переживал, смотрел с интересом
даже мультфильмы.
Делать по дому он мало что умел. На кухне вообще был беспомощен. Если убрать какую-то еду в холодильник, все, она ему была недоступна.
Хотя иногда что-то ему удавалось очень хорошо. Например, когда был построен дом в Санчурске (перевезли дедушкин из Сосновки), он сам
сделал электропроводку и сделал очень аккуратно. Он всегда следил за состоянием дома, берег от гнили, грибка. Меня удивляло, как точно
он мог на глазок определить, сколько кубометров дров в поленнице или сколько пудов сена в стоге.
Мой отец в молодости имел интересную внешность, был кудрявый, голубоглазый. И всегда любил хорошую одежду и обувь. Только не всегда был
аккуратен. Любил нарядно одеться и пройтись по городу с красивой, нарядной женой. Моя мама была больна и не всегда могла выходить с ним
в люди. Часто он брал меня, когда я была маленькая, чтобы пройтись по улице, сходить в горсад, зайти к кому-нибудь в гости. После смерти
моей мамы он женился на молодой, красивой женщине. Это очень льстило его самолюбию. Он покупал ей наряды, любил, чтобы она была хорошо
одета, причесана и накрашена.
Ходить в город он любил и в первые годы, как вышел на пенсию, пока был здоров. У него было много знакомых, встречались, общались. Мне
кажется, что мужчин он знал чуть ли не всех в районе, да и женщин многих. Когда, например, ехали с ним на машине по сельской дороге и
встречался какой-то человек, всегда оказывалось, что он его знает и даже знает про него какую-нибудь смешную историю.
Он очень привязывался к людям. У него всегда был близкий друг, в разные годы по разным причинам — другой, но близкий друг был всегда.
Особенно долго он дружил с Владимиром Михайловичем Мурзиным. Мурзин умер в тот день, когда хоронили моего отца. Они оба были участниками
Великой Отечественной войны, инвалидами второй группы.
Отец почему-то очень мало рассказывал о войне. Всегда говорил, что он не так уж долго воевал, есть другие, которые видели больше. Помню
только, рассказывал, что под Миллерово, когда было очень тяжелое положение, командир отправил его с сообщением в штаб и тем самым спас
ему жизнь. Вся часть тогда погибла. Очень хорошо отзывался о госпитале во Фрунзе, куда попал после ранения.
Для меня в детстве, в молодости отец был идеальным мужчиной, я сравнивала с ним молодых людей и не находила равных.
Как-то я пошла на кладбище в Санчурске и увидела у могилы отца незнакомую марийку. Оказалось, что это женщина из его колхоза, сейчас
лежала в больнице и в свободное время ходила на могилу бывшего председателя, читала молитвы. Мне сказала, узнав, что я его дочь:
«Мы, колхозники, при Павле Васильевиче только жить начали».
|
